С каждым годом события Великой Отечественной войны все больше отдаляются от нас. Именно поэтому так важно говорить с теми, кто видел ее наяву, для кого слова “оккупация”, “плен”, “концлагерь” – не просто слова, а такая же часть жизни как для других рождение детей или защита диссертации. Воспоминания таких людей и личные, и общие одновременно: не было ни одной семьи, которой не коснулась бы эта страшная беда.
В Тосно живет 175 бывших несовершеннолетних узников немецких концентрационных лагерей. В преддверии 80-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне корреспонденты газеты “Тосненский вестник” встретились и поговорили с жительницей города Тосно Евгенией Николаевной Дзенит (в девичестве Ефимовой). На ее долю выпало немало лишений, но она справилась с ними, и у нее за плечами долгая удивительная жизнь.
(В материале приводятся воспоминания главной героини. В начале войны Евгения Николаевна была маленькой девочкой и не помнит отдельных фрагментов того периода жизни).
Два дня рождения
Евгения Николаевна вместе с семьей ждала нас за красиво накрытым столом. Сбоку от праздничного сервиза лежал заботливо собранный семейный архив – фотографии, документы, грамоты. На наш дежурный вопрос о дате рождения она немного нахмурилась и сказала: “Ну, тут надо объяснять…”.
История оказалась действительно необычной и, как и многие события того времени, грустной.
“Родилась я 16 декабря 1934 года, это мой факт рождения, так сказать, биологический законный. А вот по всем документам я появилась на свет 16 августа 1935-го, – рассказывала Евгения Николаевна. – Думаете, как так получилось? Да все в общем-то просто: во время войны снаряд упал рядом с тем местом, где мы с семьей хранили наши пожитки. Ну и, конечно, ничего не уцелело. Ничего не осталось даже в архивах: все было утрачено. В итоге я осталась без документов”.
Потом, уже через несколько лет, по почте Евгения Николаевна получила маленькую синюю бумажку, буквально какой-то клочок, где и была написана дата, которой суждено было стать ее законным днем рождения на всю оставшуюся жизнь.
Все началось в 37-м…
Отца маленькой Жени арестовали в 1937 году под Старой Руссой, когда он перевозил колхозное сено. Вскоре в Левашово его расстреляли, но об это семья узнает только через 60 лет. А поначалу удалось выяснить только одно: осужден на десять лет без права переписки. И мама Евгении Николаевны всю жизнь ждала своего Колю, свою единственную любовь…
Вот так семья лишилась отца. На тот момент маленькой Жене было почти три, а ее сестренке Зине чуть больше года. Вместе с дедушкой, бабушкой и мамой они жили в поселке Рябово в казарменном трехквартирном дорожном доме.
Рябово, СССР
Начало войны Евгения Николаевна запомнила отчетливо: те события буквально врезались в память. И даже спустя больше, чем восемь десятков лет бередят душу.
В тот день они с мамой поехали в Любань, маленькой Жене пообещали купить мороженое. И только дошли до перекрестка, чтобы повернуть на вокзальную, вдруг маме ее знакомая начала кричать: “Нюра, куда ты собралась? Горе, горе! Война! Война началась!”.
А потом все закрутилось как в каком-то кино на быстрой перемотке: налеты, бомбежки… Поначалу взрослые еще работали. Евгения Николаевна рассказывает:
“Вскоре бомбежки участились, а прятаться нам было негде. И тогда дедушка Павел Гаврилович выкопал яму в огороде, где мы и укрывались – я и другие дети. Как только бомбежка, мы в эту яму прыгаем и – под черный платок. Так и сидим, ждем, пока все не закончится”.
Потом пришли немцы. По воспоминаниям Евгении Николаевны, выгнали они всю семью из дома. Так, дети, дедушка, бабушка, мама жили в сарае, питались, чем придется: мороженой картошкой и тем, что находили в саду – словом, что мерзло в земле около дома, то выковыривали и ели. Немцы иногда детям кидали апельсиновые корки. А ребята, никогда в жизни не видавшие апельсинов, подбирали их и ели.
Везде есть люди хорошие и есть злые. Маленькой Жене и ее семье в каком-то смысле повезло, если так можно вообще говорить о том времени: с ними не обращались жестоко, ребят иногда развлекали – катали на машине по шоссе.
В памяти у Евгении Николаевны осталось еще одно воспоминание из того времени:
“В какой-то из дней мы услышали шум шагов и поняли, что идет не один человек и не два, а целая колонна. Это немцы гнали наших пленных – раненых, перевязанных, изможденных, раздетых, разутых. И бабушка вышла на дорогу, а наши солдатики ей кричат: “Дай поесть что-нибудь, мы голодные”. Бабушка вернулась домой, вынесла, может, картошины какие-нибудь, может, кусок хлеба. А как им отдать? Колонна же большая, ее гонят. Кидала им туда, в колонну, а они ловили”.
Но тут же очень быстро к Жениной бабушке подошли немцы с автоматами, охранявшие военнопленных. Пригрозили бедной женщине оружием, мол, давай уходи, нечего тут.
Гулбене, Латвия
В концлагерь семью маленькой Жени увезли в октябре 1943-го. Но до сих пор она не знает, где именно они находились.
“Сначала я не знала этого, потому что была ребенком, – вспоминала она. – А когда подросла, взрослые отказывались об этом говорить, тем более вслух. Мама всегда наставляла нас с сестрой: “Девчонки, никому не говорите, что мы были в концлагере, никогда и никому. Все боялись, такое было время”.
Началось все довольно буднично. Были объявлены быстрые сборы, людям велели собирать вообще все, что можно взять с собой. Сначала их повезли на вокзал в Ушаки, где пришлось ждать примерно сутки, так как не было товарных вагонов, на которых можно было уехать. Затем всю семью Ефимовых привезли в Латвию в город под названием Гулбене.
“Я была вместе с дедушкой, бабушкой, мамой, сестрой. Дедушка, чтобы казаться старше, отпустил бороду. И это правда сработало: все думали, что он действительно старый. Привезли нас и стали раздавать по хозяевам. Но нас никто не брал. Да это и понятно: трое детей, старый дедушка, старая бабушка, работать некому, одна только мама, но и она женщина. И, помню, стоим мы и горюем уже, что нас не берут. И пришла одна латышка, Минна Ивановна ее звали, и взяла нас на работу. Детям сказала, что будете пасти гусей и овец, а маме, что она будет работать в поле. И на бабушку показывает – и ты будешь работать!”, – делилась своими воспоминаниями Евгения Николаевна.
Выбора не было, и семья стала жить под лестницей в коридоре дома Минны Ивановны. Держались как могли, ели хлеб, молочный обрат, картошку. Так и выживали.
Мама возила хозяйское молоко на раздаточный пункт, где познакомилась с латышом-хозяином. Тот был либеральных взглядов, проникся сочувствием и обещал взять всех к себе. Только надо было дождаться какого-то офицера, чтобы получить на это разрешение. Евгения Николаевна вспоминает:
“Потом хозяин этот успел забрать нас. И действительно там были условия человеческие: хороший дом, кормил он нас достойно. Уже мы немножко воспрянули”.
Концлагерь, Германия
Потом немцам пришел военный приказ – везти пленных в Германию. Опять погрузили всех в товарные вагоны и повезли. В одном из крупнейших латвийских портов городе Виндава ждали корабли. Настолько огромные, что один мог вместить несколько паровозов, лошадей, людей, продовольствие и припасы. Раненые немецкие солдаты находились в трюме, пленные русские – на открытой палубе наверху.
“В море уже начались бомбежки, что творилось на пароходе, я вам даже передать не могу. И нас развернули в обратную сторону. Оказывается, они получили сигнал, что перед нами транспорт разбомбили, и он пошел ко дну. Спустя несколько дней ожидания опять нас погрузили, и тут же снова началась бомбежка. Тогда всем велели выносить на палубу белые узлы и белые простыни, что было видно, что люди не военные”, – вспоминает дальше Евгения Николаевна.
Тому, кто пережил много лишений, известно, что часто в сложных ситуациях спасает юмор. Вот и бабушка маленькой Жени запаниковала и во время налета пыталась спрятаться в каком-то ящике. Но залезть туда удалось только наполовину. Семья потом долго шутила, дескать, вот какая у нас бабушка, как от бомбежки хитро пряталась.
Из польского порта Гдыня пленных повезли прямиком в концлагерь. Сама героиня нашего рассказа признается, что мало помнит, как он выглядел. Но взрослые говорили, что располагалось это место где-то между сопками.
Евгения Николаевна продолжает:
“Рядом с территорией, где мы жили, были печи, в которых мы должны были потом отдать свои жизни. И в том концлагере немцы отсортировывали людей, хилых, больных, и… – туда, в печи. И мы просто ждали своей очереди”.
Но вот советские войска пошли в наступление, заработали “Катюши”. Это было новое оружие в то время, немцы его боялись. А маленькая Женя вместе с другими детьми наблюдала за этими огромными горящими лентами, свистящими в воздухе.
Нас спасал Шляпа
Евгения Николаевна говорит, что на своем пути встречала много разных людей. И еще будучи маленькой девочкой поняла, что порой в самом неожиданном месте и при самых неожиданных обстоятельствах можно встретить хорошего человека.
Она вспоминает, что в Латвии в лагере, где они какое-то время пребывали, у них был начальник, немецкий офицер. Как его точно звали по-немецки, сказать трудно. Но русские звали его на свой лад – Дюрек. Вот и все, что о нем знали. Он носил галифе, френч, а на голове у него неизменно была шляпа. Поэтому за глаза его все так и называли – Шляпа.
“Я даже посчитать не могу, сколько раз нас спасал этот Шляпа. Да, знаете, он спасал весь наш лагерь, столько хорошего сделал. Много было случаев, когда нас могли убить, но он этого не допускал. Так мне взрослые говорили. Мимо лагерей людей увозил”, – делится Евгения Николаевна.
После войны она даже хотела найти его, узнать вообще, жив ли этот человек, который спас многих наших людей.
Ни кола, ни двора
1945 год. По всему Советскому Союзу звучит долгожданное слово: “Победа!”. Но до того как отправиться домой, семья Евгении Николаевны какое-то время находилась в Польше. И они, дети, в томительном ожидании отъезда ходили по подвалам, искали, чего бы поесть.
“И вот в одном из подвалов мы нашли эмалированное ведро полное сливочного масла. И наелись мы этого масла до отвала! Но после того раза я сливочного масла не ела до взрослого возраста, просто смотреть на него не могла”, – смеется Евгения Николаевна.
Домой семья Ефимовых возвращалась в полном составе: дедушка с бабушкой, мама, Женя и сестра. Ехали суток пять или шесть. Там, где были остановки, местные, уже зная, что идут составы с теми, кто возвращается, приносили на станции хлеб, картошку – у кого, что было. Так и помогали друг другу.
Евгения Николаевна вспоминает, что 5 мая они наконец добрались до Рябова:
“Приехали мы на лошаденке из Любани. Смотрим, ни кола ни двора, общежитие занято. Куда деваться – непонятно”.
И пришлось Ефимовым в буквальном смысле слова с нуля возводить дом, обустраивать быт и заново привыкать к словосочетанию “мирная жизнь”.
Ирина Данилова
Фото Евгения Асташенкова / Тосненский вестник
На снимке: Евгения Николаевна с внучкой Ольгой и правнучкой Елизаветой