Когда Тосно оккупировали немцы, ей было чуть меньше пяти. Когда семью угнали в Латвию, – чуть меньше семи. Когда живыми вернулись в истерзанный войной родной посёлок, – чуть меньше девяти. Сегодня Нине Георгиевне Макаровой чуть меньше 89, но она прекрасно помнит всё то, что довелось пережить той маленькой черноглазой девочке, которую немцы называли дочкой Сталина.
А моя берёзонька стоит
Нина Георгиевна Макарова (в девичестве Гусева) коренная тосненская в пятом поколении. Её род – род Летягиных – обосновался в Тосно в конце 18 века и ведёт своё начало от деда Пасюси-Летягина, который, вероятно, был когда-то становым приставом в Тосненском яме.
– Мой третий дед, то есть, прапрадед, Яков когда-то служил в царской армии. После окончания службы солдатам, прослужившим 25 лет, давали наделы земли. Такой надел дали и ему – в Тосно. Надел был большой, потому что и семья была большая. С тех пор мы и живём в Тосно, – рассказывает о богатой истории своей семьи на тосненской земле Нина Георгиевна.
Нина Георгиевна родилась 13 ноября 1936 года. Её родители – Георгий Александрович и Мария Константиновна – жили тогда в небольшом одноэтажном доме на пересечении улицы Шолохова и Корпусного шоссе (нынче шоссе Барыбина).
– До меня у мамы с папой родились три сына. Правда, один из мальчиков умер в восемь месяцев, а другой в три года, – вспоминает Нина Георгиевна. – Остался у меня только один братик – Николай, который старше меня на семь лет.
На фото: Нина Георгиевна в детстве.
Нина – последний ребёнок в семье и первая, а потому столь долгожданная, девочка. К ужасу врачей и родителей, родилась она чуть живой: не писку, не крику – еле дышит. «Не будет жить», – вердикт врачей был страшным. «Без неё из больницы не уйду!», – отрезала мать.
– Мама рассказывала, что врач взяла меня за ножки, стукнула по попе и из моего рта вывалился какой-то ком. Тут я и запищала, – говорит Нина Георгиевна. – В честь моего рождения папа посадил у нашего дома берёзку. Сказал: «Если приживётся этот прутик, то и наша Нина выживет и жить долго будет». Уже дома все снесены, а моя берёзка всё стоит. Всегда, когда прохожу мимо, подхожу к ней, здороваюсь: «Здравствуй, моя берёзонька, здравствуй, моя милая. Дай мне силы!». Постою немного и дальше иду.
На фото: тот самый дом, та самая берёза. Нине 17 лет.
Из довоенного детства Нина Георгиевна мало что помнит. Из рассказов матери знает, что в семье была корова. Молоко мама возила на продажу. Маленькую Ниночку оставляла под присмотром брата Коли. Не осталось у нашей героини особых воспоминаний и о начале войны. Зато хорошо помнит, как в Тосно пришли немцы.
Запомните это, дети
Когда немцы оккупировали Тосно и Тосненский район, Нине не было и пяти. Однако она помнит много из того, что довелось пережить в то время. Помнит, как немцы выгоняли местных жителей из собственных домов и гнали в лес. Помнит, как беременная мама оступилась на мокром бревне, упала плашмя и потеряла ребёнка. Помнит, как из леса разрешили вернуться в свои дома.
– В наш дом поселили офицера и его денщика. Домик у нас был небольшой: комната, спаленка и малёхонькая кухонька, – вспоминает Нина Георгиевна. – Офицер занял комнату, денщик спальню. Для нас осталась кухня. Мама поставила туда кровать, на ней мы и спали, и жили – все втроём. Почему втроём? Папа работал в Ленинграде. Уехал в очередной раз на работу, а обратно его уже не пустили. Увидели его мы уже только после войны, в 45-м. Всю блокаду он провёл в Ленинграде. Работал водителем на Дороге жизни.
О двух годах оккупации воспоминаний достаточно. Говорит, что немцы, которые жили в доме, сильно не обижали, но называли их не иначе, как «русише шайзе» (не самое приятное немецкое выражение). На Новый год «гости» приносили из леса и ставили большую ёлку. Выпивши шнапсу, даже угощали детей галетами.
Мама тяжело работала, ежедневно её гоняли на железную дорогу. За, по сути, каторжную работу давали небольшой кусок хлеба с опилками, который делили на всех.
На фото: мама Нины Георгиевны на принудительных работах в Тосно во время оккупации.
– Один раз маму чуть было не расстреляли. Наши сбрасывали с самолёта листовки, а мама их собирала и хранила, – рассказывает Нина Георгиевна. – За это один немец повёл её расстреливать, а другой, который по-русски говорил, сказал нам взять ещё детишек и за тем бежать. Взяли соседских ребят, вчетвером побежали. Кричим: «Мама! Мама!». Тот, с ружьём, спрашивает у мамы: «Все твои дети?». Она не растерялась, говорит: «Мои». И он её отпустил.
Оккупированный Тосно периодически бомбили. Уходя на работу, мама всегда просила детей прятаться в случае бомбёжки в подвал и молиться. Очень хорошо помнит наша героиня момент, когда бомба упала рядом с родительским домом.
– Загудели самолёты, началась бомбёжка. Побежали с братом в подвал, – говорит Нина Георгиевна – Я, как и велела мама, сижу и молюсь. Ну как молюсь… «Господ, помоги, господи, помоги». Пять лет – что взять. И вдруг свист, разрывается бомба и наш дом аж приподняло над землёй. Нам из подвала все дома видны и дорога наша – Корпусное шоссе. «Бух!» и обратно дом упал. Когда стихло, вылезли наружу. На углу дома огромная воронка. У самого дома ни окон, ни дверей. Печка рухнула. В доме всё в комьях глины: и на кроватях, и на комоде. Мама прибежала с железной дороги: «Живы? Слава богу!».
Вернуться в полуразрушенный дом до конца войны Гусевым уже не довелось. Семью к себе забрала мамина сестра тётя Шура. Вместе с мужем Иваном (он был безногий, а потому на фронт не попал) они жили в небольшом домике на Трудовой улице – примерно там, где сейчас находится Сбербанк и детская библиотека. В тесноте, как говорится, да не в обиде.
На фото: дом маминой сестры тёти Шуры на Трудовой улице.
– Мы с братом ходили на железную дорогу – побираться. Там постоянно останавливались эшелоны с солдатами, – вспоминает Нина Георгиевна. – Мама сшила мне халат с большими карманами – для гостинцев. Я была тёмная, черноглазая, бантики на голове. Немцы кричали мне: «Дочка Сталина!». Домой мы с братом приходили с полными карманами. А один раз меня чуть не увезли. Немцы посадили меня в вагон, давай в карманы еду пихать, а поезд и тронулся. Брат бежал за нами, кричал: «Отдайте сестру!». У водокачки поезд стал притормаживать, меня и выкинули брату.
Вспоминает Нина Георгиевна и ещё один случай – самый на её памяти страшный. Мама со словами «запомните это на всю жизнь» показала огромную яму, где немцы ночью закопали наших военнопленных.
– Оттуда шёл пар… Может, кто полуживой ещё был, может быть, раненый. Помню, их очень много там было, – говорит Нина Георгиевна.
А иконка осталась цела
В 1943 году Тосно почти опустел. Жителей семьями начали вывозить в Германию, Латвию, Эстонию. С собой разрешили взять вещи. Мама взяла большое зеркало, которое разбилось прямо на рельсах (разбилось, значит, больше не вернёмся, сказала тогда мама), и швейную машинку, которая очень потом выручила.
Конечной точкой долгого и не самого приятного путешествия стал город Тукумс в Латвии. Поначалу всех привезённых расселили в бараки, вокруг которых была натянута колючая проволока. К баракам приезжали латыши из окрестных деревень и выбирали себе работников. Мама с утра и до вечера работала на сельскохозяйственных работах, а когда возвращалась в барак, садилась за швейную машинку. Местные разглядели в ней рукодельницу и то и дело просили что-то сшить или подшить. После стали заказывать цветы из гофрированной бумаги и из воска.
– Брат днём работал в немецком госпитале – чистил раненым сапоги, а я оставалась в бараке и продавала мамино рукоделие: за это пять яичек, за это молочко или творожка принесут, за это картошечки. Так и выживали, – рассказывает Нина Георгиевна.
Чуть позже латышская семья, на которую работала мама, забрала всю семью к себе в дом и даже выделила комнатку. Мама продолжала трудиться в поле и по дому, а семилетнюю Нину отправили в няньки – следить за пятилетней дочкой хозяев Верочкой.
– В один из дней мы с мамой чуть было не погибли. Шли вдоль озера и попали под бомбёжку. Мама накрыла меня собой, тем и спасла, а сама получила 18 осколков, – вспоминает Нина Георгиевна. – Мимо ехал латыш на телеге. Он набрал глины из озера, заткнул раны и довёз нас до немецкого госпиталя. Там осколки вытащили. Все, кроме одного – не заметили за ухом. Так до самой смерти – до 82 лет – она с ним и прожила.
Весь о победе встретили со слезами на глазах и с огромной радостью. Латышские хозяева предлагали остаться у них, но решение было только одно – в Тосно, к могилам предков. Эшелона на родину ждали в бараке. Перед самым отъездом случился пожар: сгорели продукты, собранные латышскими хозяевами в дорогу, и вещи – даже та самая спасительная швейная машинка. Чудом осталась цела только мамина иконка. Её Нина Георгиевна бережно хранит до сих пор.
Скоро их будет шестеро
Тосно встретил семью Гусевых не самым дружелюбным образом. В их доме жили посторонние люди, которые отремонтировали его и привели в порядок после бомбёжки. С трудом удалось вернуть жильё обратно.
Девятилетняя Нина пошла в школу: в валенках, которые подшили сандалиями, с сумкой, которую мама сшила из мешка, с газетами вместо тетрадок и с огрызком карандаша.
В старших классах школы познакомилась со своим будущим мужем с необычным именем Июлин. Замуж выходила уже за солдата. Июлин на десять дней приехал на побывку из армии и когда увидел, что за Ниной пытаются ухаживать другие парни, поставил ультиматум: «Пускай хоть под трибунал отдадут, а пока не поженимся, на службу не вернусь». Расписались, когда Нине было 20 лет, и до последнего дня Июлина были вместе.
Добавим, что наша героиня после школы некоторое время работала на почте, отучилась на двухгодичных курсах медсестёр в Ульяновке. После по распределению работала на нейрохирургическом отделении в областной больнице. Когда дочке Ирине исполнилось восемь месяцев, пошла работать в ясли №1, которым отдала практически всё свою трудовую жизнь. От медсестры дослужилась до заведующей яслями. К слову, воспитателем детского сада стала и её дочь Ирина, которая живёт рядом с мамой и помогает ей.
Нина Георгиевна ведёт активную жизнь. Она пишет картины акварелью и маслом, учится делать картины из цветной шерсти, расписывает свечи и кружки. Ну а самое главное её богатство в другом: у неё двое внуков и пятеро правнуков. Совсем скоро их будет шестеро. А значит, большая династия деда Пасюси-Летягина, который пришёл на тосненскую землю в конце 18 века, живёт.
Иван Смирнов
Фото Евгения Асташенкова