В День Победы мы познакомились с Семеном Ильичом Чухаревым – ветераном Великой Отечественной войны из деревни Нурма. Тогда делегация неравнодушных людей поздравила ветерана. Под окнами Семена Ильича пели песни военных лет и кричали ура! На фронт он попал 17-летним мальчишкой, был ранен и дважды лежал в госпитале. Ходил в рукопашную и брал языка.
Об этом нам рассказали родственники ветерана. А еще рассказали о том, что 2015 году Семен Ильич детям и внукам рассказал свою историю. А те в честь 70-летия Победы небольшим тиражом, для собственной памяти выпустили книгу под названием «Чухарев Семен Ильич. На службе Отечеству».
Автор книги Анна Гизуля, записано со слов Семена Ильича.
Здесь создавалась наша семья
Свердловская область, Артинский район село Старые Арти. Здесь создавалась наша семья. Родился я 14 сентября 1926 года. Был шестнадцатым в семье. Мать родила меня, когда ей было 46 лет. Живых детей осталось пятеро. Одиннадцать ушли из жизни. Были плохие условия, содержать семью было очень трудно – большой голод по всей стране.

Себя помню с 1932 года. Время было невыносимо голодное. Колхозникам за работу ставили трудодни и за них ничего не получали. От голода народ опухал. В том числе, и моя мама.
В 1935 году сестры, Шура с Феколой (Фенечкой ее звали) ушли из нашей деревни. Мать ехать не могла – она старуха, слабая, голодная. Не дошла бы. Отец в то время уже лежал. У него была травма, после того, как в грудь копытом ударила лошадь. Умер он 4 марта 1936 году. Умер у меня на руках. Мы с мамой остались вдвоем. Без денег и продуктов. Мне в то время было 9 лет и 6 месяцев.
В школу пошел только в 1936 году. До этого не мог – не было верхней одежды и обуви, да и жили в голоде.
В какой-то момент мать заболела тифом и слегла. Пришлось мне ходить по соседям: молился и просил есть. Потом стал пасти коров, пошел подпаском. Люди в деревне были очень дружные, помогали, чем могли.
Когда мама переболела тифом, сестры забрали нас к себе. Жить стало легче. Материальные условия позволили мне окончить четыре класса, а потом пятый, шестой и седьмой.
Материнские слезы
В 1941 году началась война. Мужчин, лошадей забирали на фронт. Трудились женщины и дети. По четыре человека тащили борону, сеяли хлеб. Мальчишки при машинно-тракторной станции совхоза стали изучать сельскую технику: трактор, комбайн, сеялку. В 15 лет я уже работал на тракторе ХТЗ (Харьковский тракторный завод).
18 ноября 1943 года поставил трактор в гараж, пришел домой, а мама со слезами говорит: «Сынок, тебе принесли повестку! 19 ноября быть в военкомате». В тот день мне было 17 лет и 2 месяца.
20 ноября подали машины к клубу. Нас с четырех участков совхоза было 37 мальчиков. Все мамы, стоя возле машин, крепко обнимали своих сыновей. Страшно было видеть материнские слезы. Когда машины двинулись, стало еще страшнее. Женщины держались за борта машин, падали, что-то кричали! Мы все плакали…
В тот же день погрузили в поезд. Из Нижних Серег привезли в Чебаркуль Челябинской области. Здесь были огромные военные чебаркульские лагеря – кузница для фронта молодого пополнения. Вместо казарм жили в огромных землянках. Кормили плохо, я весил 54 килограмма. Глаза впалые, живот от воды раздут.
Туда приезжали и нас разбирали по полкам. Тех, кто приходит брать, называли «покупатель». Приходит он, называет, кого забирает и уводит человек 50-60.
После принятия присяги, меня зачислили в 34 артиллерийский полк по специальности топовычислитель. С конца ноября и по начало июня мы учились и занимались.
Мухи летать не боялись
29 июня 1944 года была сформирована маршевая рота. Моя специальность стала красноармеец. Полностью нас переодели в новую форму. Был подготовлен и сформирован железнодорожный состав из товарных вагонов.
Со станции Чебаркуль эшелон отправили в сторону фронта. Куда конкретно нас везут, мы не знали. На станциях стояли люди: старушки, жены военнослужащих, дети. Они просили у нас еды. Да у нас и у самих не особо было. Выдавали концентрат гороховой муки. В котелочках кипятили воду, высыпали концентрат, мешали – вот такое было питание.
Доехали до Москвы. И тут рядом с нами останавливается длинный эшелон, вагонов сорок. Оттуда стоны, крики – «сестра!». С фронта эшелон, раненых привез. Внутри везде подвесные носилки. На них люди: с протезами, в гипсах, руки-ноги висят в крови. Раны не заживают.
До Москвы мы ехали в приподнятом настроении – пацаны были. А как это все увидели, в вагонах наступила тишина. Мухи летать не боялись. Все мы как будто вмиг стали взрослыми. В сердце увиденное залегло.

Проезжали Старую Руссу. Одни трубы и все разбиты. Вместо вокзала землянка стоит. Встретили старушку с палочкой. Рассказала, что люди живут в землянках, как крысы – ни одного дома не осталось. Подали ей, что смогли. Поблагодарила нас, пожалела здоровья и остаться в живых «мои сыночки». Мы восприняли ее слова за благословение, как от родных мам, когда они нас провожали на фронт.
На станции Дно
Доехали до станции Дно. Вдруг началась паника! Команда покинуть вагоны, выпрыгивать и бежать в укрытие. Поначалу не поняли, что происходит, а потом услышали гул самолетов. Налетели немецкие «Мессершмитты» и начали нас обстреливать из крупнокалиберных пулеметов. Беготня! У кого штаны мокрые – совсем дети были, испугались.
Я добрался до откоса и нашел большую водосточную трубу. Залезу, думаю, ни одна бомба не возьмет. Куда там! Труба уже забита солдатами. Побежал в поля, там борозды. Немцы поджигали вагоны и гонялись за солдатами. Много там народу полегло.
Раненых и убитых подобрал маленький паровозик. Оставшиеся в живых помогали их собирать. После маршем двинулись вперед в ночную тьму. Нам выдали сухой паек: кусочек сала, четыре сухаря от хлеба и булки и воду из колодцев. Кто-то шел босиком, мне повезло – был в обуви.
Чтобы не спать на посту
Шли пешком неделю. Привели нас в какую-то глухомань. Лес. Еле звезды видать. Выдали плащ-палатки от дождя. Спать легли на ветки. Вдруг слышим: «Подъем!». Нас построили. Пришли «покупатели» – представители из действующих передовых стрелковых наступательных частей.
Зачислили меня в 1250 стрелковый полк 376 стрелковую дивизию в третий Прибалтийский фронт. После распределения, строем, двинули на передовую в окопы под городом Псков. Где-то недалеко вовсю бабахало, но в бой под Псковом мы не попали. Попали в оборону.

Нам принесли оружие – автоматы ППШ. Выдали каски, противогазы, саперные лопатки, запасные вещмешки для сухпайка и патронов, а также гранаты и запалы для них.
Обстреливали из минометов, пули свистели. На моих глазах погибали люди, но меня бог миловал. Зато было другое приключение. Форсировали реку Великую. Она не широкая и не особо глубокая, кто повыше даже вброд переходили. А я маленький и еще как назло попался обрыв. Да и плавать совсем не умел. Хорошо, ребята вытащили за шиворот. Правда автомат и мешок с патронами утопил. Когда вышли на нужное место, снова снабдили оружием и патронами.
Немец встал в глухую оборону и такой дал ураганный встречный огонь! Окопались, залегли в траншею, дней восемь все было спокойно.
И тут на тебе – немцы на нас пошли. Вижу его, а стрелять не могу – в живого-то человека. Вижу, что убивать меня идет, а все равно не могу. Тут старый солдат дал мне пенделя и уж я закрутился. Немцы в итоге отступили, но по ночам спокойной жизни не давали. Лазали ночью, могли и финкой приколоть.
Поставили меня в ночь наблюдателем. Сидел-сидел и задремал. Подошел наш солдат и за затылок как долбанул об насыпь перед траншеей. Каска слетела, глаза полные мусора, ничего не вижу.
— Почему спишь? Махорку давали, бумагу, спички?
— Давали.
Так я научился курить – чтобы не спать на посту. Ну а когда стало холодать, начали выдавать водку по 100 граммов. Я не пил, старикам отдавал.
Вся грудь в крови, хоть выжимай
Помню еще случай. Немецкий снаряд взорвался недалеко от нашего пулемета и первому номеру, таджику, оторвало ногу. Второй номер погиб сразу.
Прибежал какой-то начальник, кричит – кто артиллерию заканчивал. Ответил, я. Спрашивает, пулемет знаешь? Учили, говорю.
Так я стал первым номером. Но ненадолго. Вскоре дали хорошего пулеметчика, а я еще месяц был вторым, заряжал ленты. Максим и сейчас с закрытыми глазами соберу. Но пулемет не мое. Чтобы нести лафет, станину, диски, сила нужна, а у меня росту полтора метра. Через месяц меня сменили, и стал я снова красноармейем-пехотинцем.
Очень сильные бои были при освобождении города Выру в Эстонии. Потери были с обеих сторон. Убитые и раненые. Освободили, пошли дальше с боями. В этих боях 30 июля 1944 года меня ранило артиллерийским осколком в подбородок. Попало в какую-то вену или артерию – вся грудь в крови, хоть выжимай. Языком не мог пошевелить, зубы ушли вовнутрь, и кость подбородка была повреждена.
Ребята постарше велели прижать подбородок и бежать в медпалатку. Так своим ходом и дошел.
Зубы передние мне вынули, удалось сохранить только два посередине. И подбородок пришлось сцепить скобой. Это считалось легким ранением – руки, ноги, внутренние органы же целы. Там я побыл совсем не долго – около 2-х недель.
После был на излечении в 465отдельном медицинском санитарном батальоне 376 стрелковой дивизии. Уже в конце августа снова направили в мою часть. Еще «вода» из раны на подбородке сочилась – отправили на фронт.
Рукопашная в день рождения
28 августа 1944-го года прибыл обратно в свою часть. Наши войска продвинулись вперед километров на 150, пока я был в госпитале. Двигались вдоль шоссе, между передвижениями окапывались.
На подступах к городу Валка (Латвия) 13 сентября вечером нас предупредили – утром будет наступление. Обрабатывать противника будет авиация, затем артиллерия, потом будет зеленая ракета – наступление.
Штурмовики летали метров 40 над землей. Зеленые ракеты появились в небе за несколько километров от траншеи. Мы встали в полный рост и побежали. Шли цепью. Ворвались в траншею противника. Мы с Василием (фамилию не помню) находились в конечной правой стороне траншеи. Там же оказались два немца. Один убежал, а второго нам удалось отсечь от остальных.
Завязалась рукопашная схватка. С большим трудом его обезоружили. Случилось это в мой день рождения – как раз 18 лет исполнилось.
Подоспевшие красноармейцы постарше и покрупнее нас выбросили пленного из траншеи. В это время заметил наверху траншеи еще одного немца, который бежал на выручку тому. Мне было очень удобно в него стрелять – сзади наших не оказалось. Со всей злостью убил его из автомата.
Только этот упал, на меня с ножом бежит еще один – здоровый. Не успел ничего сообразить, как командир отделение Шеклеин ударил врага прикладом по голове. У того аж каска в голову ушла. Только потом я понял, что Шеклеин спас мне жизнь.
Пришла команда вернуться на свои позиции. Когда возвращались, немецкая артиллерия начала сильнейший обстрел. Два осколка достались мне. Одно ранение в левую лобную область, второе – в височную.
Пришел в сознание. Руки-ноги двигались, но не видел ничего. Нас, раненых, оттащили в выкопанную ячейку рядом с каким-то домом, лежали впятером. Прилетали немецкие самолеты, бомбили. От взрывов фундамент дома осыпался в нашу ячейку, нас засыпало камнями. Так вдобавок к ранениям получил контузию. Хорошо, что откопали быстро, потому как дышать уже почти не мог.
Вечером меня перенесли на командный пункт и отправили в госпиталь
Танки пошли на Берлин
Попал в военный эвакуационный госпиталь №1396. Где он находился, не могу сказать, все время переезжали. А я тогда тяжелый был.
Медсестра Лидия делала мне первую перевязку. Рассказывала, что я очень кровавый был, когда привезли в госпиталь и весь в синяках. От моего имени она написала письмо матери, что жив.
После выздоровления, в октябре 1944 года, меня направили в запасной 143 армейский фронтовой действующий полк. С 06 октября по 15 февраля 1945 был в том полку. Стал радистом. Прошел подготовку и был допущен работать на всех фронтовых радиосетях, на всех видах радиостанций.
После направили в 119 стрелковый корпус 964 отдельный батальон связи в радиороту. Наш батальон связи обеспечивал весь стрелковый корпус связью. Мы готовили радиостанции. Задача была проверить аппаратуру для танков, которые пошли на Берлин.
9 мая я был дежурным на рации. С 2 до 6 утра моя очередь была. Включил приемник для контроля своей работы телеграфом, послушал московскую волну. И услышал слова Левитана: «Внимание, внимание говорит Москва! Будет передано радостное сообщение…». Я весь расчет разбудил и офицерский состав тоже, когда услышал, что Победа! Конец войны!
У старичков-офицеров были слезы! Был страшный ураган огня. От радости в воздух палили изо всего.
После мая 1945 года демобилизовали всех, кроме молодежи 1925-28 годов рождения. Стариков отправили домой, а мы остались служить еще пять лет до 1950-го года. Без семей и детей. Девки наши все уже замуж вышли. Некого было призывать на службу после войны.
Ну а закончил я свою военную службу в 1969 году. Ушел в отставку по состоянию здоровья после тяжёлых операций на голове. Ранения давали о себе знать. В отставку ушёл с правом ношения формы.
Дослужился до подполковника. И можно сказать, всю свою жизнь посвятил Советской Армии.

Чтобы узнавать новости быстрее остальных, вступайте в наши группы в социальных сетях «ВКонтакте», Facebook, Instagram, «Одноклассники».